– Ну а что, карту мы тебе оставили, весла выстругаешь, сядешь в свой «ковчег» и греби, – улыбнулся Иваныч, тоже пожимая руку Андрею.
– Боюсь, брат Иван, не сдюжит мой «ковчег» такого перехода, – расхохотался Андрей, – ладно, долгие проводы…
– …лишние слезы, – закончил за него Иваныч.
– Верно, ну бывайте, братья, храни вас Бог.
Мы уже час болтаемся в течении, зацепившись за опору ЛЭП, мотобот тоже стоит рядом, вплотную привязавшись к опоре, на его борту один человек из боцманской команды, выйдем в море, возьмем на буксир. Недавно выходил на связь Алексей, доложил, что достигли точки и ведут наблюдение. Остается только ждать… что я и делаю, сидя у Васи в радиорубке, и пью уже вторую кружку желудевого кофе, ну очень мне понравился напиток.
– «Аврора», 22-й в канале… прием… – зашипел динамик через некоторое время.
– 22-й, здесь 11-й… докладывай, – ответил я, успев схватить микрофон раньше Василия.
– Трос натянут… повторяю, трос натянут… выхода в море нет…
– Понял тебя. Что у Митрофановых?
– «Родственников» прибавилось, личный состав двадцать два человека, два «Утеса» на станках, на противоположном берегу расчет ПК и гранатометчик… ждут, в общем. Предлагаю дождаться темноты… В общем, решайте… я на связи.
– Понял тебя… будем думать, жди решения.
– Жду…
– Обиделись… – сказал Вася, когда я повесил микрофон на место.
– Еще бы… «спортсмены», что в грузовике приезжали, говорили, что у них некий раскол произошел… Вот, вероятно, эти отколовшиеся все-таки готовят ответку… ну да, а то не по-пацански получается…
– Иваныч, зайди к радисту, – сказал я в рацию.
Когда Иваныч вошел, я объяснил ему сложившуюся ситуацию.
– Вот ведь не угомонятся, – хлопнул Иваныч по бедру ладонью, – и какие соображения?
– На борту четыре бойца, я пятым пойду… можем на мотоботе высадится на берег и отправится на усиление к Лехе, – сказал я то, что первое пришло в голову.
– И что? Там взвод и два крупняка… не пойдет, надо что-то другое думать.
– Вот вы даете, отцы-основатели… чего думать, Леха же предложил дождаться темноты, – подал голос Василий и удивленно на нас посмотрел.
– А ночью что? – спросил Иваныч.
– Ну Леха, конечно, уже не пацан, но вполне в форме… и «одиночную программу» откатает, справится… уж немного проредить их и оружие из строя вывести он сможет, я-то его знаю.
– Опасно, – ответил я.
– Нет, ну я могу, конечно, с фортом связаться, пусть грузят «василька» на плашкоут и идут сюда, подумаешь, проболтаемся здесь еще три дня.
– Нет, это тоже не дело, – помотал головой Иваныч, – за эти три дня кто-то из них нас обнаружит… а мы сейчас, как пороховая бочка, и топливо и взрывчатка с боеприпасами… пара трассеров и фейерверк аж на Сахарном наблюдать будут.
– Вот, а я что говорю, дайте Лехе соло сыграть.
– А потом?
– Леху вызвать? – спросил Вася. – Вот и решите, что потом.
– Ладно, – ответил я и вынул из зажима микрофон, – 22-й, ответь 11-му…
– В канале 22-й…
Солнце уже скрылось за сопки, сгущаются сумерки и в Митрофановке в нескольких местах жгут костры. Обстановка нервная. Дать ответку борзым фраерам теперь это дело чести, но кроме этого дела, у двух дюжин боевиков Тульского больше нет ничего, кроме собственно Митрофановки и кое-какого имущества, которое они успели переправить на другой берег и перевезти по дороге, после общей сходки в Артели, на которой большинство все-таки признало, что Тульский был не прав, ведя бизнес таким образом, и вообще его уже нет. Бывшие хозяева артели, получив известие о внезапной смерти Тульского и некой силе, которая может «камня на камне не оставить» от Артели, быстро «потянули одеяло на себя». Все еще верная мертвому Тульскому братва решила уйти в Митрофановку и жить там, собирая «налоги на охрану» с проходящих по реке судов, но прежде… прежде была цель отомстить… потопить, сжечь, взорвать корабль борзых фраеров, который обязательно должен вот-вот пройти мимо…
– Не пойдут они уже сегодня, – просипел кто-то из сидящих у костра, – ночью по этой реке идти самоубийство.
– Ну да, – прозвучал ответ, – не пойдут. Надо с утра отправить Синего на мотоцикле, пусть посмотрит… а то может, они еще у этого святоши столуются.
– Так я ездил же сегодня, они грузились вовсю, вроде как отходят.
– Вот и надо было дождаться, пока отойдут, а то примчался, гонщик, мля… думал, бухла не оставим?
– А чего там было отсвечивать, ясно же – раз грузятся, значит отходят уже скоро.
– Да никуда они не денутся, – пробасил кто-то, – это им домой надо, а мы никуда не торопимся… все равно мимо уже никто не пройдет, порвем как Тузик грелку… мы их посудину с двух «Утесов» на щепки разберем, а с берега вон из граника жахнут на верочку.
– Ну значит, наливай, чего шкуру трешь…
– Пацаны!!! – прокричали с противоположного берега. – Снимите нас, все равно уже сегодня не поплывут.
– Сидите там! – ответили им. – Завтра сменим.
– У нас закусь кончилась.
– Значит, спать ложитесь, или носками занюхивай, – ответили им, и сидящие у костра загоготали на разные голоса.
Алексей тихо лежал в кустах в десяти метрах от костра со стороны устья уже около часа, темнота, которую он ожидал, уже опустилась. Из трех костров остался гореть лишь один, вокруг него сидели трое и уже неспешно допивали бутылку, передавая ее по кругу. Остальной личный состав Митрофановки уже разошелся спать, только дед Митрофанов с определенной периодичностью выходил из своего сарая, подходил к пирсу, на котором стоял один из «Утесов», осматривался и опять уходил к себе, где кроме него находилась женщина и двое детей. Все остальные расположились под навесом вповалку и в двух щитовых домиках. Спустя некоторое время от костра ушел еще один под навес, покопошился там и улегся спать, выслушав перед этим пару матерных реплик в свой адрес. Дед Митрофанов вышел в очередной раз с проверкой.