– Я здесь, Иваныч.
– Подходи потихоньку, будем швартоваться борт в борт, надо вам пассажиров закинуть.
– Чего так вдруг?
– Подходи, Николаич проинструктирует.
– Понял…
– Плашкоут сможет, «Кумач» никак, – Иваныч закрепил микрофон на витом шнуре в зажиме. – Сейчас боцману скажу, кран-балкой перегрузим технику и железки Васины, и скажи, чтобы не гарцевали особо на квадре, железяка японская, где потом запчасти брать?
– Хорошо, друг мой заботливый, – я улыбнулся и вышел с мостика.
Иваныч что-то еще проворчал вслед, но я уже не слышал.
Под скрип кранцев меж бортами и матерные тирады боцманов обоих судов в процессе перегрузки, я еще раз проинструктировал Юру с Василием, уточнив координаты встречи. Договорились с капитаном плашкоута, что после высадки он сразу уходит выше по течению к месту подбора десанта и ждет нас там, нечего на луневских пристанях «отсвечивать». Отшвартовавшись от борта плашкоута, «Кумач» взял курс на Лунево, на полном ходу войдя в дельту Новой.
Да, познакомился и побеседовал вчера на ужине с двумя военными летчиками, точнее с вертолетчиками. Переспрашивать их о местах службы, биографии до и после Волны не стал, в справках, что подготовил Макарыч, было достаточно информации. Из них почерпнул следующее: служили оба летуна в Совгавани, где и проживали после выхода на пенсию по выслуге лет, работали в местном отделении ДОСАФ и продолжали летать, но уже на гражданских Ми-8 и Ан-2. В день Волны они отправились в Приморье, в маленький поселок Новонежино, куда должны были перегнать после ремонта передаваемый в местный аэроклуб Ан-2. Так получилось, что прохождение Волны по югу Приморья они наблюдали с воздуха и видели, как гасли огни городов и поселков, как океан съедает и разбивает на части материк. Выработав топливо, летчикам удалось в абсолютной темноте кое-как посадить самолет на воду в одном из распадков, посадили жестко, так что самолет в металлолом, но чудом уцелели. Затем неделю скитались по лесу, встретили еще выживших, а потом выбрались к автомобильной дороге, по которой и пришли в маленькую деревушку.
Не скрывая своих целей, я рассказал им о планах, а именно вернуться к разговору с председателем колхоза в верховьях о старом аэродроме и о технике на нем. Летуны восприняли информацию, можно сказать, с энтузиазмом, и им не терпелось увидеть тот аэродром и провести обследование авиапарка. Я, конечно, немного остудил их пыл, сообщив, что, кроме пары стареньких «кукурузников» и одного Ми-2, я там в целости больше ничего не наблюдал, а также о том, что председатель не горит желанием расставаться с доставшимся имуществом.
– Так, а он что, думает музей, что ли, делать? – возмутился тогда Вячеслав Николаевич, коренастый мужчина пятидесяти лет, с седым ежиком и седыми же пышными усищами, настоящий полковник и ветеран обеих чеченских войн.
– Я пытался вести разговор на тему использования техники, но тот ни в какую, от разговора уходит… они там, в колхозе, можно сказать, кое-чем обязаны нам… Я про это не напоминаю – не в моих правилах, а Ганшин это хорошо помнит, оттого и нервничает, вроде и послал бы, но совесть, видно, не позволяет, – улыбнулся я.
– Ничего, высадите нас в колхозе, представите этому Ганшину, а там посмотрим, – ответил Вячеслав.
Подниматься вверх по реке было порядком, я успел и выспаться, и «погреть уши» на приеме в радиорубке, так как с подачи заботливого Иваныча мне как всегда предстояла вахта в сиесту, я решил зайти на камбуз пораньше и перекусить.
– Дядь Сереж, – сказал Володя, подавая мне второе через стол рядом с варочной плитой, – рисовая каша с тушенкой, вы это, не налегайте особо, я на себе-то проверил, конечно, но у меня желудок привычный…
– Не переживай, Вов, я знаю происхождение этой тушенки, срок выходит, поэтому ее надо есть.
– Нам бы рефмастера… вот папа Ваня все отремонтировал, а рефкамера не работает, могли бы и мороженые полуфабрикаты в поход брать, да и с хутора можно было бы тушку барашка прихватить.
– Вот вы с Иваном Ивановичем головы садовые! Разобрали бы к шайтанам рефкамеру и поставили б пару морозильных ям! А теперь поздно, на хутор у нас уже месяц как электричество подается с мини-ГЭС, и Михалыч все холодилки, что были на складе, забрал в колхоз. Ладно, я попрошу Сашу, он что-нибудь придумает, был у него в бригаде вроде рефмастер.
Швартовались в шуме и суете, оттого что мест на пристанях уже не хватало. Жора, распорядитель пристаней, орал в мегафон так, что мне даже с борта «Кумача» было видно его раскрасневшееся лицо в гримасе трагика. С божьей помощью и умениями Иваныча мы все же пришвартовались в борт здоровенной баржи-новодела, все же течение реки в широкой излучине было очень сильным.
А Лунево преобразился, я бы особо не обратил внимания, но были некоторые мелочи, которые заставляли делать выводы, например, сотни метров свежерастянутого СИПа (самонесущий изолированный провод), неимоверно чадящие трубы котельной, ну и собственно укрепленные артиллерией берега. Да, в недавно отрытых и оборудованных капонирах, на протяжении всей линии пристаней, красовались стволы шести «Рапир».
– Похоже, – Иваныч смачно придавил большим пальцем самосад в трубке, – наши продавцы железяк очень хорошо расторговались.
– Да, вижу, – я кивнул и протянул ладонь за щепоткой табака.
Иваныч щедро отсыпал мне самосада и, утопив кнопку громкой связи, скомандовал:
– Швартовочной команде занять посты согласно расписанию! Юра, бди периметр!
– Принял, бдю… но я далеко… – отозвалось в динамике радиостанции у меня на поясе.