– Ага, двуногое, – ответил я и тоже опустил руку к месту, где должна быть открытая кобура с ТТшником, но всю сбрую я скинул дома и пришел на хутор налегке…
Странный металлический щелчок, затем хлопок, и нам под ноги выкатилась «эфка»… Что было сил я схватил Михалыча за грудки, очень жестко выполнил подсечку и, скручиваясь, потянул его вниз, падая за пару небольших валунов, что при разработке участков выковыривали из земли.
– Пятьсот один… пятьсот два… пятьсот три… – вспомнив науку покойного Алексея, только и успел отсчитать я, когда мы свалились и немного откатились, Михалыч пару раз охнул под тяжестью моей тушки, и рвануло…
– Ай! – вскрикнул Михалыч. – Кажись, задело!
У меня в голове звенело так, что на мое свежее сотрясение это было весьма неприятно, до дикой боли в затылке… перед глазами все плыло, но я заметил чьи-то приближающиеся ноги и попытался подняться на локте.
– Контроль! – приглушенно, как в бочку, донеслось откуда-то со стороны.
Но тут серой тенью, рыча, нас с Михалычем перепрыгнул Бимка, на дороге началась возня, потом выстрел, еще… Бим заскулил, а я уже вытянул из кобуры Михалыча ПМ, дослал патрон и, отползая, навел ствол на возвышающийся в пяти метрах силуэт на фоне солнца… Выстрел, еще… Силуэт мешком завалился набок…
– Сережа, там! – Михалыч кричал, показывая рукой направо, на бегущего к нам человека с пистолетом в руке.
Отпихнув Михалыча ногой к кустам, перекатился и вскинул оружие, удерживая его двумя руками, но человек, пригнувшись, резко ушел в сторону и, присев на колено, выстрелил… пуля угодила в валун, от которого брызнуло каменным крошевом мне в лицо. Я выстрелил в ответ, но бесполезно, человек снова ссыпался на землю, перекатился, резко поднялся и снова выстрелил…
– Ложися, рванёть! – крикнул Михалыч и метнул в сторону нападающего небольшой булыжник.
Человек на мгновение замешкался, что дало мне возможность наконец-то нормально прицелиться. Выстрел, нападавший дернулся… еще выстрел… я с трудом поднялся, не сводя с противника взгляда и давя на спуск, пошел вперед. Бах… Бах… Бах… Бах… Затвор встал на задержку, а я еще несколько раз впустую нажал на спуск…
– Сука! – сплюнул на еще дергающееся в агонии тело, стоять сил не было, я опустился на колени и пополз на четвереньках к Биму. Собака была уже мертва, поднял её на руки, и стоя на коленях, побрел к Михалычу.
– Ты как? – спросил я его, опустившись на валун, прижимая к себе и «баюкая» Бимку.
– Да, царапина, – Михалыч задрал грязную и вымазанную кровью рубаху, демонстрируя вспоротое на ребрах мясо. – Спас нас твой Бим.
– Да уж…
Со стороны хутора уже доносился отчаянный звон тревоги, а по дороге несся хуторской грузовик, из небольшого кузова которого чуть ли не вываливались вооруженные люди…
– Дай-ка, – протянул я руку, снял с пояса Михалыча радиостанцию и переключился на частоту форта, – Макс… Макс, ответь.
– На связи… Что случилось? Что за война?
– Наши победили… форт в ружье! Прочесать окрестности хутора и Макарыча вызови, пусть подтягивается сюда.
– Понял.
С СКСом в руке подошел Петр, хуторской водитель.
– Николаич, ты ранен?
– Вроде нет, глушануло только знатно, Михалыча вот в санчасть отвези.
– У тебя лицо все в крови.
– Да фигня, посекло слегка, – ответил я, поднялся и с Бимом на руках пошел к сараю, у стены которого был сложен инструмент, но остановившись, добавил: – Раз уж кавалерия прибыла, пусть цепью выстроятся и от конюшни лес прочешут.
– Понял.
– Внимательно, пусть все смотрят, лежки, возможные тайники, следы.
– Сделаем, Николаич.
Прихватив лопату, я прошел от птичника немного в лес, аккуратно положил Бима на траву. Выпрямился, посмотрев в безмятежное синее небо сквозь пышные кроны, вдохнул полной грудью, сморгнул навернувшиеся слезы и… вонзил лопату в землю.
Света плакала молча, по ее щекам катились слезы, а она обрабатывала мне исцарапанное каменной крошкой лицо. Мальчишки с перепуганными физиономиями сидели у печи и шепотом переговаривались, косясь в мою сторону, Алешка спал рядом с ними на топчане. Расположившись на лавке у окна в доме Михалыча, я наблюдал, как на улице каменным изваянием застыл Юра в полной боевой экипировке, чуть в стороне прохаживались еще двое его морпехов.
– Феденька! – баба Поля, что до этого тихо сидела у соседнего окна на табурете и теребила передник, бросилась к вошедшему Михалычу.
– Цыть! Чаго причитать-то? – Михалыч уселся за стол и поморщился от боли. – Лекарству неси давай!
– Это какого же?
– А то ты не знаешь!
Света чуть улыбнулась, вытерла тыльной стороной ладони слезы и сказала:
– Мне бы тоже этого вашего лекарства.
– Вот, – кивнул Михалыч, – и Бима-спасителя помянуть надоть, кабы не он, все, бабы, не было б у вас мужиков!
– Помянуть, согласен, а лечиться… рано еще расслабляться, Михалыч, – не отвлекаясь от окна, сказал я. – Сейчас в форт пойдем.
– А чего там в форту?
– Экстренное совещание по безопасности.
– Дождалися жареного петуха в задницу, теперь, конечно, на ночь глядя в форт идтить самое время! Ты извини, Сергей, но вот нечего шастать, пока не прояснилося ничего, хочешь, тут проводи совещанию свою!
– Не ворчи, не надо твой дом в «смольный» превращать.
– Накрой, мать, на стол, чаго закусить, а я пойду, робятам скажу, пусть телегу готовят, – покачав головой и вздохнув, Михалыч поднялся и вышел.
– Это никогда не закончится? – Света присела рядом и взяла меня за руку.
– Что это?
– Стрельба, опасности эти… Я очень, очень боюсь за тебя.