– Это что за сюрпризы еще? – я посмотрел на Иваныча.
– Может, забыли что загрузить? – пожал он плечами.
– Да вроде все перепроверили, – ответил я и вызвал Юру: – Двадцать второй!
– В канале…
– Боевая тревога! Всем внимательно!
– Принял!
Спустя несколько секунд по палубе побежали бойцы, занимая места в огневых точках, а я, когда «Кумач» поравнялся с осыпавшимся берегом и мы были на удалении метров в шестьдесят, переключил радиостанцию на второй канал и сделал вызов:
– Что хотел?
– Тут вы забыли, забирайте! – сухо ответил мне Рэмбо, забрался на броню, где сидело еще пятеро, и БТР, перескочив пару канав, поехал к просеке и скрылся в лесу.
На ходовой мостик поднялся Юра с «Беркутом» покойного Алексея в руках…
– И как это понять? – спросил он, тоже будучи немало удивлен. – Все же проверили вроде.
– Долго мне тут в течении вытанцовывать? – почему-то рявкнул Иваныч. – Решай, Серега!
– Юра, возьми двоих и подойдите на шлюпе, гляньте, что там мы забыли.
– Шлюпку на воду! – скомандовал Иваныч по громкой.
Шлюпка – громко сказано. В качестве одного из спассредств и для десантирования на неподготовленный берег на «Кумаче» находилась алюминиевая легкая моторная лодка, классическая «Казанка». Боцманская команда шустро зацепила «паука» к гаку кранбалки, десант погрузился в лодку и ее аккуратно спустили на воду. Я внимательно следил за берегом, осматривая кустарник и плотные заросли, пока десант направлялся к берегу, отчего-то стало тревожно…
Лодка ткнулась в глинистый берег, бойцы высыпали на сушу и, прикрывая друг друга, рассредоточились. Я наблюдал в бинокль, как Юра осторожно подошел к двум ящикам, он почему-то поморщился, присев на колено у одного из них, открыл замки и осторожно приподнял крышку, проверяя рукой, убедившись в безопасности, Юра распахнул крышку и… замер.
– Что там? – я не мог разглядеть в бинокль содержимое, но лицо Юры…
– Тут «двухсотый»… наш «двухсотый», – ответил Юра и без проверки быстро открыл замки у второго ящика и откинул крышку. – Да, Николаич, это наша разведка.
Я не смог узнать голоса Юра, а у самого такой ледяной холод по всему телу волной прокатился.
Это были наши ребята, те самые разведчики, которых я отправил вести наблюдение за продавцами оружия. Их тела, чтобы поместить в ящики, частично расчленили, отрубив ноги, фиолетовые, распухшие лица было тяжело узнать.
– Салимову из крупняка досталось… – сказал Юра, когда ящики уже подняли на борт и мы, обступив их, стояли на юте. – Хоть не мучился, и радиостанция у него на спине была, вон как размолотило… А Дашкова пытали, все пальцы расплющены.
Двое из нашего скорбного круга метнулись к бортам, освобождая желудки, а я, с трудом удерживая подкатывающую к горлу тошноту, сказал в рацию:
– Иваныч, ищи место для швартовки, надо похоронить ребят.
– Понял, – с металлом в голосе ответил Иваныч.
– Что думаешь делать, Николаич? – спросил Юра, и все присутствующие подняли на меня взгляд.
– Для начала похороним ребят, потом все по плану – к Ганшину, затем домой, – ответил я, хотя прекрасно понял, о чем речь.
– То есть утремся? – пробасил один из бойцов Юры.
Я ничего не ответил, молча постоял еще какое-то время, глядя на тела наших разведчиков, а потом сказал:
– Юра, готовьтесь похоронить ребят, инструмент у боцмана, – я похлопал по плечу Василия. – Пошли к тебе.
У Василия в радиорубке я задержался. Сначала на Сахарный была отправлена радиограмма по закрытому каналу следующего содержания: «Всем службам, усилить меры безопасности, увеличить частоту морских патрулей. Объявляется военное положение ввиду открывшихся обстоятельств, мобсоставу находиться в постоянной боевой готовности. Торговые и пассажирские рейсы временно приостановить». Потом мы с Василием и присоединившимся к нам Юрой около часа восстанавливали путь наших погибших разведчиков на карте, отмечали ориентиры, чтобы иметь хоть примерное представление о месте, где находится база торговцев оружием.
После того как похоронили ребят на каменистом берегу, рядом с которым Иваныч нашел возможность пришвартоваться, устроили поминальный обед. Мало кто разговаривал, все обдумывали произошедшее, только лица, наполненные скорбью, и сжатые кулаки говорили о том, что происходит внутри у каждого. Затем «Кумач» снова отправился в путь, и уже в сумерках мы швартовались на пристанях колхоза в верховьях Новой, со швартовочными местами тут все было очень скромно, и «Кумач» прилип бортом к «Альбатросу». Последние два часа пути я дремал на откидном стуле в ходовой рубке, иногда слушая матерные тирады Иваныча по поводу сужения русла и количества мелей.
– Утром, если нужда будет, пришвартуемся нормально, – сказал Иваныч и сообщил по громкой: – Экипаж, вахтенным занять места в боевых постах, десантной группе выставить караулы, остальным ужин и отбой!
– Ну вот и прибыли, – я встал, потянулся и выглянул в иллюминатор.
Несмотря на поздний час, кроме дежурной службы, нас встречал сам Иван Иванович Ганшин и его дочь Оксана, когда-то отбитая из плена.
– Иваныч, тезка твой с дочкой встречать нас пришли.
– Вижу, – ответил Иваныч, раскуривая трубку, – пойдем, поздороваемся с колхозниками, да потом я сразу спать, уж извини, компанию в деловых переговорах составить не могу… Устал я, Серый.
– Хорошо, пошли.
459-й день, верховья реки Новой
Я тоже вчера вежливо отказался от предложенного руководством колхоза ужина и попросил официальную часть перенести на завтрак. И так как мне еще предстояла вахта под утро, то просто ограничился стаканом холодного компота на камбузе и под тревожное сопение Юры на соседней шконке тоже провалился в сон.