– Ага, – кивнул Юра.
– Ну вот, нам тут еще грех жаловаться, с климатом считай подфартило.
– Не, мужики, погодите, – Иваныч присел на толстый пень у тропы, снял тельняшку и утер пот на лице, – куда вы разогнались-то?
– Иваныч, да немного осталось, метров двести.
– Иди ты, Юра… это ты у нас спецназ, а я человек старый, в задницу раненный, так что погодьте, дайте отдышаться… Что-то мы прям как паломники на эту, как ее, а! Голгофу, во.
– Ну так и не простых людей идем проведывать, – улыбнулся я, положил планшет на землю, присел рядом с Иванычем и протянул ему фляжку.
– Придумал, – Иваныч кивком поблагодарил за живительную влагу, – выпрошу у Михалыча коняку, Саша мне двуколочку смастерит, и буду я первым извозчиком на Сахарном… озолочусь!
– Опоздал, Иван Иванович, – Юра повернулся к нам спиной, достал из подсумка маленький китайский бинокль и осмотрел горизонт на западе, – тебя пасечники опередили, слышал я, что артель перевозчиков у них уже собралась, а Саше заказали два фургона изготовить семиметровых, вот как надо, а ты двуколочку… Так, Николаич, глянь, похоже, Аслана буксир.
Юра передал мне бинокль, и я стал рассматривать судно на горизонте.
– Да, вроде его.
– К нам? – поинтересовался Иваныч.
– Вероятно, он собирался за семейством своим… Что, отдышался? Пошли?
– Пошли, – Иваныч скрутил тельняшку в «колбасу» и повесил себе на шею.
Поднявшись наконец на вершину сопки, по широкой, утоптанной тропе мы прошли через лес еще с полчаса, наслаждаясь тенью, и вышли к…
– Комсомольская стройка! – поразился Иваныч, подсказав мне слово, которым можно описать увиденное.
В широкой седловине на несколько гектаров, вокруг двух больших армейских палаток, как муравьи трудились люди. Уже угадывались очертания спланированных улиц, были видны несколько срубов по два-три венца, штабеля леса, люди таскали бревна, пилили, строгали и рубили лесины, распускали их на доски, отовсюду доносился шум стройки, голоса, дымили костры, у которых суетились женщины…
– А где отца Андрея найти? – поинтересовался я у группы мужиков, что обдирали кору с бревен на окраине новой Слободы.
– А вон там, – загорелый как негр парень, на котором из одежды были только кожаные сандалии и выцветшие семейные трусы, указал на группу людей слева, где в наскоро установленном тесном загоне толкались боками коровы, лошади, овцы и козы.
– Спасибо.
В ответ парень кивнул и продолжил снимать кору с бревна остро отточенной штыковой лопатой.
– Бог в помощь! – громко сказал я, когда мы подошли к столу под навесом, все было изготовлено из нестроганых разнокалиберных досок, а на столе, прижатый камешками, лежал кусок обоев, на котором угадывался весьма неплохо нарисованный «генеральный план застройки».
– Сергей Николаевич! Иван Иванович! – отец Андрей, обернувшись, широко раскинул руки и пошел к нам навстречу.
– Масштабно! – поздоровавшись с отцом Андреем, я кивнул на рисунок на столе.
– А как иначе, Сергей Николаевич? Мы ведь, храни вас Господь, теперь тут навсегда, и детям нашим, и внукам, и правнукам должны почин такой наметить, чтобы им жить хотелось, чтобы земля родная под ногами и чтобы уют в доме.
– Согласен, ну что, отдохнете от трудов праведных, уделите немного времени?
– А пойдемте вон в палатку, там и чаю попьем, там и ваш Антон Васильевич и Федор Михалыч сейчас.
– В тенёк это хорошо, – обливаясь потом, ответил Иваныч.
Прокурор наш со мной поздоровался весьма прохладно – обиделся. Ничего, понимать должен, что его дело это правопорядок и дела комендатуры, а оперативный штаб – это совершенно другая кухня. Михалыч, что-то бойко обсуждающий со старичком, который был собственно на него чем-то похож, увидев меня, подскочил.
– Николаич! Ты прямо вот вовремя!
– Что такое, Федор Михалыч? – отец Андрей хохотнул. – Не агитируется наш Сан Саныч за советскую власть?
– Ни в какую! – Михалыч притопнул ногой и улыбнулся в усы.
– Ну, присаживайтесь, гости дорогие, куда получится, нам тут пока особо не до уюта, а я сейчас ребятню попрошу, чтобы сбегали за чаем, – отец Андрей показал на ящики рядом с длинным столом.
– Как дела, Антон Васильевич? – я присел рядом с прокурором.
– Осталось еще семьдесят два человека проанкетировать, а на текущий момент вот обзорная справка, – он перебрал несколько листов в стопке на столе, выудил оттуда пару и протянул мне.
– Спасибо, ознакомлюсь, а пока в двух словах что скажете?
– Если важно мое мнение, то сначала надо определиться со статусом всех переселенцев из Слободы, а то вон Федор Михалыч с Сан Санычем уже тельняшки рвут.
– Сейчас и определимся, а обиды свои, Антон Васильевич, засуньте пока подальше, не время сейчас, – тихо сказал я прокурору, на что он сделал вид, что не услышал.
– Вот и чай, – отец Андрей вошел в палатку с большим армейским алюминиевым чайником, следом за ним двое ребятишек лет десяти занесли плетеную корзину со стаканами и чем-то завернутым в вафельное полотенце. – Тут вот бабы, оказывается, пирожков настряпали.
Чайник пошел по кругу, стаканы наполнились ароматным напитком из трав, в палатке установилась тишина на некоторое время, все словно ждали чего-то, хотя чего – было давно понятно. Я отпил чай, отметив, что он очень вкусный, и сказал, прервав затянувшееся молчание:
– Отец Андрей, мне очень приятно, что вы приняли от нас предложение о помощи и всей Слободой переехали к нам. Еще с первой нашей встречи вы произвели впечатление в первую очередь человека думающего, человека ответственного и смелого. Сразу хочу спросить – как вы видите свою жизнь здесь?